Большое интервью Тедеско: путь к гибкости «Спартака» и философия в РПЛ
Доменико Тедеско – один из самых разговорчивых тренеров РПЛ: на унылых пресс-конференциях удивляется, почему ему задают так мало вопросов.
Для больших интервью Тедеско устанавливает жесткий тайминг, но в этот раз главный тренер «Спартака» все-таки выделил больше заявленного времени. В январском интервью «Спорт-Экспрессу» Тедеско детально говорил о травмах Кокорина, объяснял, как его решение уйти из «Спартака» повлияет на остаток сезона, и комментировал возможное возвращение в Москву Куинси Промеса, поэтому здесь вы не найдете этих тем.
Вместо них – разговор о философии Тедеско и клубов РПЛ, причины перевода Романа Зобнина в середину и не лучшей формы Зелимхана Бакаева, а также степень влияния Антонио Конте на тренера «Спартака».
– В сентябре после успешного старта сезона вы говорили, что у «Спартака» нет никакого секрета, вы просто продолжаете много работать. Кажется, это слишком простое объяснение для команды, которая даже визуально выглядит иначе.
– Когда ты приходишь в новый клуб, тебе нужно быстро узнать очень много вещей. Они касаются не только футболистов. Например, важно понимать, кто из журналистов задает тебе вопросы. Знакомишься с офисными сотрудниками клуба, определяешь график тренировок. Ты знаешь, что раньше «Спартак» тренировался в Тарасовке, теперь – на стадионе. Правда, тут нам немного помешала пандемия – летом снова сидели на базе.
В первые недели мы потратили очень много энергии. Конечно, теперь все проще – например, все знают, что мы завтракаем на стадионе. Думаю, как устроен «Спартак» сейчас, – это то, что было в моей голове с самого начала.
Самое главное – сама команда «Спартак» изменилась. Теперь здесь нет Шюррле, Баду, Гулиева, Тила, Ананидзе, зато появились Маслов, Маркитесов, Соболев.
– В «Шальке» вы заняли второе место в первый же сезон, но уже во втором все пошло не так. Понимаю, что тогда вы лишились Леона Горетцки, Тило Керера и Макса Майера, но наверняка находили и свои ошибки. Перед стартом этого сезона как-то проецировали их на «Спартак»?
– Конечно, всегда есть большой соблазн для сравнений. После ухода из «Шальке» я был семь месяцев без работы – не буду врать, я анализировал произошедшее, пытался понять, в чем был неправ именно я. Сейчас идет середина моего второго сезона в «Спартаке» – уже могу сказать, что это несравнимые истории.
Иногда тренер не может повлиять на уход игроков – ты правильно сказал о Горетцке, Керере. Им предложили лучшие финансовые условия более статусные клубы, Майера привлек переход в АПЛ.
Кроме того, в «Шальке» у нас была непростая история с капитаном. Cразу после прихода я забрал повязку у Хеведеса и назначил капитаном вратаря Ральфа Фэрманна. Он блестяще провел первый сезон, я ему очень благодарен.
Но потом я поменял вратаря, основным стал Александр Нюбель, показавший потрясающий футбол. Это была большая тема в Германии, которую долго обсуждали. Смена вратаря кажется очень сложным процессом для людей, которые не находятся в клубе. Но сейчас Нюбель – игрок «Баварии».
В «Спартаке» я еще не сталкивался с такими сложными решениями. Наверное, одна из немногих похожих вещей – жажда титула во втором сезоне. Да, в «Шальке» всерьез говорили о борьбе за чемпионство после серебра, хотя это было наивно из-за изменений в составе и силы «Баварии».
Конечно, мне бы хотелось не делать ошибок, но это невозможно. Важно понимать, что ошибки – это нормально. Хотелось, чтобы они просто не были одинаковыми.
– Вы говорите, что в «Спартаке» еще не сталкивались с такими сложными решениями, как в «Шальке», но наверняка какой-то период в Москве для вас получился труднее, чем остальные.
– Считаю, что первый сезон был сложнее. Когда я пришел, «Спартак» находился на 12-м месте, команда проиграла несколько матчей подряд, а игры шли каждую неделю. Конечно, после выхода с карантина график жестче, но важно понимать: даже когда ты играешь в недельном цикле, но приходишь в середине сезона, ты не можешь сразу внедрить что-то новое. Да, мы поменяли схему, но все делалось на ходу, поэтому сначала главной целью был набор очков.
Многие запомнили, как мы разгромили «Локомотив» (3:0), но были и нулевые ничьи с «Рубином» и «Уралом», домашнее поражение от «Ростова» (1:4). Мы потратили много нервов, набрав какие-то очки, и рассчитывали на хорошую предсезонку.
Та предсезонка до сих пор в моей голове. Мы отлично подготовились в Абу-Даби, Дохе и Сочи – вспомни победу над «Динамо» (2:0), победу в меньшинстве над цска (3:2) в Кубке России. Я считаю, что тогда «Спартак» был очень силен и мог забраться высоко, но коронавирус остановил все. После рестарта сезона было очень сложно – на время мы переехали в Тарасовку, несколько игроков «Спартака» переболели, например, Зелимхан Бакаев.
По сути, сейчас у нас впервые есть шанс провести полноценные сборы и после них отыграть достаточный отрезок сезона. Очень надеюсь, что на этот раз коронавирус не остановит чемпионат.
– Несмотря на отсутствие межсезонья, в этом чемпионате «Спартаку» удалось существенно увеличить процент владения мячом. Как вы это объясняете?
– Мы отрабатывали позиционные атаки каждую неделю. Думаю, перелом случился зимой 2020-го, когда мы долго и детально объясняли игрокам, кто и где должен находиться в каждой фазе атаки. Плюс закрепили эти знания в Тарасовке во время подготовки к рестарту прошлого сезона.
Согласен, что существенный прогресс случился уже в этом сезоне. В двухнедельную паузу между чемпионатами мы проанализировали игры прошлого сезона, особенно финишного отрезка. Тогда тренерский штаб пришел к тому, что «Спартак» должен больше владеть мячом. Мы чувствовали это – и по пониманию футболистами принципов нашей игры, и по их индивидуальным качествам. Убежден, что футболисты, собранные в «Спартаке», могут качественно контролировать мяч.
Наверное, под конец года в этом компоненте «Спартак» стал немного хуже. Например, в гостевом матче с «Зенитом» (1:3) мы играли не очень хорошо, потому что они нас прессинговали и мы не владели мячом. Владея мячом, «Спартак» играет хорошо.
Но когда мы хотели играть в короткий пас при начале атаки, «Зенит» накрывал нас у ворот.
Мы пытались играть по-разному. В домашнем матче с «Зенитом» (1:1) было трудно, но мы всегда играли через короткий пас. В гостях мы были не слишком хороши при выходе из-под давления, делали много длинных передач, но у нас не было габаритного нападающего. Мы проиграли почти весь верх Ловрену и Ракицкому.
Тедеско подтверждает: Зобнин сам хотел вернуться в центр. Причины спада Бакаева – только проблемы со здоровьем
– Вы не в первый раз говорите о необходимости габаритного нападающего в матчах с прессингующим соперником. В домашней игре с «Зенитом» вас тоже высоко встречали, Соболев был здоров, но вышел только во втором тайме. Разве тут нет противоречия?
– Нет, потому что в первой игре мы были храбры и выходили через короткие передачи. Мы пытались делать то же самое и в Петербурге, но уже через десять минут игра превратилась в «йо-йо»: после каждой попытки выхода мы получали контратаку.
Это измотало игроков, поэтому они стали чаще использовать длинные передачи. Это абсолютно нормально, потому что они должны принимать решение исходя из своего состояния. В такой момент я не могу кричать Максименко «Играй, играй» (Тедеско сказал это по-русски – Sports.ru). Ребята – не машины, это невозможно, поэтому в таких матчах нам очень нужен Соболев.
Или, например, игра с «Ростовом» (0:1). Перед тем матчем Соболев был травмирован, поэтому вышел лишь на замену сразу после перерыва. «Спартак» провалил первый тайм, потому что «Ростов» сел очень низко, в атаке у них был всего один шанс. В таких играх нам тоже тяжело без большого нападающего.
Если вы используете длинные передачи, вам нужен тот, кто будет сохранять мячи. Если в команде есть такой игрок, соперник уже не станет так закрываться, потому что будет выдвигаться на него. С Соболевым за один-два паса мы можем создать явный момент.
– Не считаете, что рост числа позиционных атак – одна из причин регресса Бакаева, о которой совсем не говорят? И при вас, и при Кононове в двух командах Зелимхан очень много создавал после контратак.
– Нет, я так не думаю. У Бакаева прекрасный скоростной дриблинг, но его качества мы можем реализовывать и в матчах, когда «Спартак» контролирует мяч. Сам Бакаев знает, что у него были и лучшие отрезки в карьере, в том числе со мной. Но бывают и не самые хорошие времена. При правильном восприятии это стимулирует прогресс.
Контратака – такая же часть игры, как и позиционное нападение. Мы должны быть хороши в них, в разрушении быстрых атак соперников, в прессинге и выходе из-под высокого давления соперника. Я не могу выделить тут что-то одно – важно все, потому что у «Спартака» были матчи с владением 60-65%, но иногда соперник контролирует мяч чаще – и тогда мы должны понимать, что делать сразу после перехвата.
Я считаю, что Бакаев может качественно действовать в позиционных атаках. Хотя, конечно, с момента рестарта прошлого сезона он пережил неприятные моменты. Коронавирус, ротавирус, небольшие повреждения – это не может пройти бесследно.
Почему-то многие забывают, что в начале 2020-го, еще до того как коронавирус все остановил, Бакаев был невероятен. Как он сыграл с «Динамо» или с цска на Кубок – это было прекрасно. Сейчас на сборах мы должны помочь ему набрать ту форму.
– Вам приходится проводить больше индивидуальных бесед с неопытными игроками? С тем же Бакаевым, Масловым.
– Мы очень много разговариваем: перед тренировками, после них, до и после матчей. Я бы не сказал, что это происходит только с молодыми игроками. Но ты спросил о них.
Например, Маслов может играть центрального защитника, может выходить на краю. Мы много работаем над тем, чтобы он правильно разворачивал тело, грамотно принимал мяч, чтобы после этого быстрее отдать вертикальный пас. Мне нравится эта работа: если ты не думаешь о том, как принять передачу во время игры, у тебя больше времени для оценки пространства и позиций партнеров.
Возвращаясь к работе с другими футболистами – например, с нападающими и фланговыми игроками мы дополнительно работаем над завершением после подач. Наша цель – 8 точных навесов из 10, потому что даже если ты делаешь 5, у тебя нет шансов.
– Кажется, что в последние месяцы Маслов очень добавил в единоборствах. Как развиваете его физические качества?
– При нашем стиле тяжело играть не в лучшей физической форме, потому что футболисты «Спартака» должны постоянно двигаться. Прессинг, контрпрессинг, прерывание быстрых атак соперника, рывки с мячом вперед – то, что мы должны делать. Если игрок находится не в лучших кондициях, он просто не выдержит 90 минут в таком темпе.
Можешь спросить у игроков – на первом сборе в Абу-Даби в прошлом сезоне и сейчас в Дубае у них много беговой работы, тренировок в зале. Физика очень важна, но это не главное, когда начинается игра.
Маслов – умный и резкий парень, у него хорошая техника, правильная ментальность. Паша еще молод, но я очень доволен им и уверен, что он может больше.
Перед каждой тренировкой у каждого игрока есть свой дополнительный план. Например, если у кого-то есть проблемы с коленом, работаем над укреплением передней и задней поверхностей бедра, икроножной мышцей для стабилизации сустава.
Конечно, своя программа есть и у Маслова. Дополнительная работа ведется в течение всего сезона, остановки происходят только за два дня до матча.
– Вернемся к сентябрю. Тогда вы говорили, что «Спартак» не против покупки правого защитника. Почему так думали? Кажется, Зобнин прекрасно играл на этой позиции.
– Главное – сам Зобнин хотел играть в центре. Рома – отличный парень, который всегда дисциплинированно выполняет любое задание. Но есть важный момент. Тренер – это не просто человек, который получает помощь от игроков, тренер должен что-то отдавать взамен. Наша сделка с Зобниным – его возвращение в середину поля.
Зобнин может пробежать около 12 километров за матч, это не так просто. Причем он бегает не только поперек, но и вертикально. В центре поля он больше контролирует игру, потому что чаще встречается с мячом. Но даже после того, как к нам пришел Мозес, по ходу матчей Зобнин все равно иногда переходил на правый край. Он очень гибкий игрок.
– В чем «Спартак» стал сильнее с Зобниным в центре поля?
– Мы стали разнообразнее, потому что в начале сезона в центре играла пара Крал – Умяров, потом Крал – Зобнин, был и вариант с Умяровым и Зобниным. Мне правда нравятся все три пары.
Кроме того, после прихода Мозеса мы стали гибче и с точки зрения тактики, потому что теперь «Спартак» может играть с одним опорником и двумя восьмерками. Можем играть с двумя опорниками и десяткой – Ларссоном или Бакаевым. Сейчас в «Спартак» приехал Хендрикс – еще больше вариантов. Это же здорово.
Многое зависит от соперника. Например, если нам нужны включения с мячом из глубины, то в середине точно нужен Зобнин. Крал – несколько другой игрок, ему комфортнее на позиции опорника, хотя иногда и он врывается к чужой штрафной, как в домашнем матче с «Зенитом» или против «Тамбова».
Так что, мне кажется, возвращение Зобнина в центр – это вопрос не о том, как сделать лучше, а о том, как сделать гибче.
Детальное объяснение почему пять защитников – не лучший вариант. Влияние Конте на Тедеско не так велико, а пример гибкости – «Севилья» Хуанде Рамоса
– Несколько лет назад вы признавались, что Италия на Евро-2016 – едва ли не ваша любимая команда. Почему? Можно ли сказать, что вы многое взяли от Антонио Конте?
– Перед тем турниром Италия точно не считалась фаворитом, все говорили, что выиграет Германия или Франция. У Италии не было звезд, до Евро-2016 они играли не очень хорошо. Когда у тебя нет стабильной игры и звезд, очень тяжело добиться какого-то результата, но у Конте получилось построить боевую команду. Победа над Испанией, матч с Германией, когда Италия проиграла только по пенальти, – это было великолепно.
Думаю, если вспомнить мой «Шальке», там можно найти больше от Конте, потому что в «Шальке» игроки подходили под 3-4-3 или 3-5-2, которые мы использовали чуть позже. Последние 25 матчей «Спартака» – не думаю, что это Конте, это мой собственный стиль.
– Разве покупка Соболева зимой 2020-го – не отсылка к Конте? У него почти всегда есть большой нападающий. В вашем «Шальке» таким был Гвидо Бургшталлер.
– Ой, нет. Бургшталлер ростом с меня. Шучу! Но его нельзя считать типичным большим нападающим, у него другой стиль. Скорее таким был Франко Ди Санто, но в «Шальке» он чаще действовал в роли десятки.
Можно говорить о Конте, других тренерах – мне нравится вариативность. Например, я помню «Севилью» при Хуанде Рамосе, когда они выигрывали Кубок УЕФА. Там были два крупных нападающих – Кануте и Луис Фабиано, и были маленькие Чевантон и Кержаков.
Когда им нужно было атаковать через фланги, выходили Кануте и Луис Фабиано, которые продавливали защитников после кроссов. Когда «Севилье» хотелось позиционно атаковать через середину, рядом с большим нападающим выходил маленький, который опускался в глубину и перегружал зону. Были матчи, когда Рамос решал играть на контратаках – тогда могли вообще выйти Кержаков и Чевантон.
Я обожаю такие команды. Когда ты гибок и соперник не может подготовиться к конкретной игре, а потом проигрывает именно из-за этого, испытываешь большое удовольствие.
Можно назвать это моим стилем. Это точно не Конте, скорее ближе к Марчелло Липпи, у которого Конте играл в «Ювентусе». Липпи чаще всего играл 4-4-2, Конте раньше тоже использовал эту схему.
Для меня это вопрос гибкости. В «Спартаке» для быстрой игры есть Ларссон и Бакаев, к ней подходит и Понсе, который прекрасно прессингует. Для игры через длинные передачи и навесы у нас есть Соболев, который может зацепиться почти за любой мяч и дать команде немного передохнуть.
У нас могут сыграть Ларссон – Понсе, Понсе – Соболев, Ларссон – Соболев, и каждая пара дает разные лучшие качества. «Спартак» хочет играть в своем стиле, но мы можем подстраиваться под соперника, под матчи дома и на выезде. Вряд ли можно постоянно побеждать, если ты одинаково играешь и против «Краснодара», и против тульского «Арсенала». Думаю, любой тренер любит анализировать соперников и что-то менять под них.
– Тогда один пример. В Петербурге «Зенит» вышел под вас с ромбом и Венделом на месте левого центрального полузащитника. Показалось, что именно это решение стало чуть ли не ключевым для доминирования «Зенита» – у них в центре всегда был свободный игрок. Согласны ли с этим? Если да, почему ничего не меняли по ходу матча?
– Первый тайм закончился со счетом 1:1. Из-за того, как складывался этот тайм, идея что-то поменять возникла уже через двадцать минут, но это была последняя игра в году. Если бы мы что-то поменяли сразу, но проиграли, игроки уехали бы в отпуск с вопросом «Зачем мы поменяли систему, в которой работали год?»
В перерыве мы много говорили о том, что не получается. В итоге мы поменяли несколько деталей, не меняя всю систему. И не думаю, что начало второго тайма вышло таким уж плохим. В первом тайме мы позволяли «Зениту» большее, но сыграли 1:1.
Заслужили ли мы такой счет – отдельная тема, но мы остались в игре и стали надежнее в начале второго тайма в системе, которая была неплоха. Но да, наш следующий шаг – стать гибче, чтобы не только в перерыве, но и после неудачных первых пятнадцати минут менять систему.
Это очень большой шаг и большая работа – ты видел, сколько ушло времени на то, чтобы ребята привыкли к системе, которую прививал наш тренерский штаб. У нас есть второй вариант с опорником и двумя восьмерками, может быть даже третья система. Надеюсь, весной мы будем использовать все.
Скажу больше: мы должны это сделать.
– Хорошо, к другой проблеме. По ходу всего сезона «Спартак» при навесах соперника вжимается в свою штрафную и в результате проигрывает подбор. Почему так происходит?
– Попробую объяснить нашу идею на примере той же гостевой игры с «Зенитом». Они сыграли с привычной парой нападающих __ю_а – Азмун, плюс один из номинально фланговых игроков постоянно уходил в центр, когда атака развивалась через противоположный край.
Например, Малком был на фланге и навешивал, а Вендел был в штрафной. Или наоборот. Тогда при игре в три центральных защитника получалась ситуация, при которой мы были против трех соперников в штрафной. И это нормально, потому что внутри штрафной мы обороняемся персонально.
Нельзя просто стоять и опекать зону. Если игрок так поступает, то соперник навешивает, получает возможность прочитать эту подачу и лучше среагировать на нее. Поэтому внутри штрафной наша цель – персональная опека. Видишь игрока – берешь его. И в этом преимущество схемы с тройкой.
Есть три центральных защитника и крайний с дальнего фланга, который в этот момент тоже находится в штрафной. Получаем такой сценарий: один на фланге блокирует навес, трое в штрафной играют персонально – и есть еще крайний защитник с дальнего фланга.
Если навес с фланга Айртона, то Мозес оказывается внутри штрафной. Если Мозес блокирует навес, то Айртон – в штрафной. Четыре человека в штрафной. Но наши шестерки тоже оказывались на флангах. В этом была проблема. Это проблема игры с пятеркой.
Чтобы решить ее, можно внести изменения. Например, если мяч на фланге Айртона, нужно сказать Джикии, что он тоже может выдвигаться на фланг. Тогда мы остаемся с Жиго, Масловым и Мозесом в штрафной – три игрока, а не четыре. На фланг Мозеса идет Маслов – и в штрафной снова три игрока.
Но это нужно воплотить на поле. Во время матча такие решения принимать труднее. Джикия должен решать – идти во фланговую зону или оставаться внутри штрафной. На практике он видит __ю_у и знает, что этот игрок очень опасен в штрафной. Поэтому Джикия может решить остаться внутри – исходя из конкретного игрового эпизода.
– Если это недостаток системы с пятеркой, как при ней вообще бороться с проигранным подбором?
– Играть в четыре защитника.
С четверкой это работает иначе. Фланговый полузащитник блокирует подачу. В нашей системе на фланги прибегали опорники – Зобнин там постоянно оказывался. В 4-4-2 в таких эпизодах есть фланговый полузащитник, который блокирует подачу. Ему помогает крайний защитник – например, Айртон. В штрафной остаются два центральных защитника и крайний с дальнего фланга – три игрока. Шестерки оказываются на границе штрафной, а не на флангах.
Но, как я уже объяснил, то же самое можно делать и с пятеркой защитников, но при этом необходимы хорошие перестроения.
Почему во всех командах РПЛ есть игровая философия. Интенсивность (наша главная проблема по версии РФС) – не только спринты
– Осенью вы говорили, что у всех тренеров РПЛ есть своя философия. Вы действительно так считаете?
– Я всегда верю в тренеров. В нашем тренерском штабе иногда возникают забавные ситуации. Мы смотрим игру соперника, я говорю: «Вау, вы посмотрите, как они перегружают фланг, а потом переводят мяч в свободную зону». Мои помощники смеются: «Да ты всегда видишь положительное влияние тренера, а тут игроки просто сделали то, что захотели сами».
Конечно, в некоторых ситуациях ты не можешь понять – это шаблон или импровизация игроков. Думаю, это касается не только РПЛ, хотя здесь есть опытные и умные игроки.
Когда я анализирую соперника, пытаюсь понять его философию: это не столько базовая схема, сколько то, как игроки перестраиваются в разных ситуациях, какие паттерны, например, для перехода к прессингу.
– Философия – слишком объемное понятие. В России есть всего один клуб с понятной игровой философией. Тренерских команд, как ваш «Спартак» или «Сочи» (а до этого «Оренбург») Федотова, тоже немного. Поэтому они и заметны, даже если сами принципы игры кому-то не нравятся.
– Я понимаю, о чем ты говоришь. В РПЛ есть «Рубин» – команда с прекрасной атакой, они одни из лидеров лиги по созданным моментам. У них есть Макаров, Кварацхелия, Солтмурад Бакаев – очень быстрые футболисты, отлично обыгрывающие один-в-один. «Рубин» старается отдать им мяч на пространство, дальше они разбираются с соперниками, и в этот момент один игрок из середины подключается к штрафной, а Абильдгор остается в глубине. Это тоже философия – философия вертикали и очень быстрых флангов.
В футболе мы не говорим о хорошем или плохом в контексте философии.
Мне нравится позиционный футбол, я люблю, когда моя команда атакует. Но условный «Тамбов» – это тоже философия, философия терпения и компактности. Они проделывают отличную работу и по максимуму используют свои возможности. В прошлом сезоне «Тамбов» доставил нам очень много проблем – например, после домашнего поражения (2:3) Томас Цорн покинул «Спартак». Они провели три контратаки и забили три гола. Это было что-то невероятное: игроки «Тамбова» только проходят середину поля, пара касаний, и мы пропускаем. Да, такое случается далеко не всегда, но это тоже философия.
Очень интересно изучать прессинг. Например, «Тамбов» играет 5-3-2. Иногда в такой системе латерали прессингуют латералей, иногда давление идет на восьмерок. Это тоже история про философию.
– По такой логике у каждой команды есть философия.
– Конечно, я верю в то, что каждый тренер имеет идею. Не думаю, что в РПЛ или любой другой высшей лиге какой-нибудь тренер просыпается и думает: «Так, ну сегодня сыграем во владение».
Я верю в то, что у каждого тренера есть представление футбола, в который он хочет играть и в какой он может играть с текущим подбором футболистов. Адаптация под игроков – очень важная вещь, и я безумно уважаю тренеров, у которых она получается. Мне довелось поработать во второй Бундеслиге с игроками другого уровня, я понимаю, что это непросто.
– Против кого в РПЛ вам было сложнее всего?
– Ох, тяжелый вопрос. Дело не только в тактике – всегда сложно играть против быстрых игроков. Например, остановить Влашича крайне тяжело. «Зенит» – очень качественная команда, обладающая игроками с разными сильными сторонами. Они могут менять игру с помощью замен – это всегда большое преимущество.
В прошлом сезоне хороший состав был у «Ростова». Как и в этом году. Недавно к ним пришел, например, Полоз – очень быстрый футболист. Играть против этой команды нелегко.
– Главная тема 2020-го в российском футболе – низкая интенсивность. РФС и Станислав Черчесов говорят, что наши клубы совершают недостаточно спринтов. Насколько разумно оценивать интенсивность именно через количество спринтов?
– Интенсивность – это сумма спринтов, но не только их. Это быстрые движения с изменением направления, прыжки. Нужно смотреть игру, чтобы понимать, что означает простая цифра.
Допустим, в Германии мало команд обороняются так глубоко, как в России. Может быть, единственное исключение – матчи против «Баварии», тогда многие действительно закрываются. В России, мне кажется, есть несколько команд, которые закрываются против любого соперника.
Мы играем против низкого блока, у нас хорошо поставленный позиционный футбол – зачем нам делать много спринтов? Окей, спринты в штрафную, спринты во время контрпрессинга – по большому счету, все.
Мне кажется, на число спринтов очень сильно влияет тактика. Нужно смотреть на игру целиком, не только на статистику. Ты знаешь про Impect?
– Да, Штефан Райнартц.
– Круто. Я очень много раз разговаривал с ним об этой системе – и это были очень долгие разговоры.
Возьмем дортмундскую «Боруссию» несколько лет назад. У Матса Хуммельса одна из лучших первых передач в мире, без сомнений, но объективно ли его оценивает Impact? Допустим, он отрезает вертикальной передачей четырех соперников, а этот пас принимает Левандовски. Если бы впереди был нападающий более низкого уровня, который не принял бы этот пас, говорило бы это, что у Хуммельса плохой пас?
Или другая ситуация. Мне звонит знакомый и говорит: «Могу показать шикарного игрока, у него 98% точности передач». Что мне это даст? Я могу сказать Жиго, чтобы он пасовал только Джикии – вместе мы набьем эти 98%.
Статистика – очень сложная вещь. По образованию я инженер, обожаю цифры. Но в футболе мы сначала смотрим видео.
Тедеско так эмоционален во время матчей, потому что думает об обычных сотрудниках клуба. Хочет разделять ответственность перед ними от игры
– Каждую неделю мы видим, насколько вы эмоциональны к судейским решениям. Как себя ведете в общении с игроками?
– По-разному. В целом я очень терпелив, но поле… Футбол – это очень эмоциональная игра. Все эти полтора года в раздевалке «Спартака» хорошая атмосфера, но если ребята не соответствуют моему главному требованию, я могу включить плохого парня. Это требование – упорная работа на тренировках.
Когда мы знакомились с командой, я был очень спокоен. Потом, во время первого сбора в Абу-Даби в прошлом году, я взорвался – прекрасно помню удивление парней. Они уже видели мои эмоции во время игры, но до прошлого января я никогда не демонстрировал их в отношении действий футболистов. Тогда они узнали другую сторону меня.
Да, иногда мне мешают излишние эмоции. Я обещаю, что в ближайшие полгода в «Спартаке» и дальше по карьере постараюсь улучшить этот аспект. Верю, что добьюсь этого, но в игре все равно случаются разные моменты, так будет всегда. Я никогда не обвинял судей или тех, кто работает с системой ВАР, в умышленных неправильных решениях. Мне кажется, это тоже важно понимать.
– И в «Шальке», и в «Спартаке» вы говорили, что спрашиваете мнение опытных игроков. Как это происходит?
– Джикия – безумно важный игрок для меня. Он умен, знает, когда нельзя молчать и нужно решать проблемы. Он часто подходит ко мне и спрашивает: «Тренер, что с этим делать? А с этим?»
– Можете привести пример обращения Джикии к вам?
– Лучше приведу другой пример взаимодействия.
После матча в Краснодаре один из игроков попросил не возвращаться с командой в Москву, а остаться в Краснодаре на день. Обычно я отказываю игрокам в таких просьбах: если сегодня разрешу одному, завтра попросит второй – и так по цепочке.
В «Спартаке» возможна следующая ситуация. Если такой игрок подойдет к Джикии, тот даст разрешение, дальше его дадут уже остальные футболисты, я могу пойти навстречу. Это пример ситуации, когда тренер должен прислушиваться к игрокам.
– В обычной жизни ваша эмоциональность мешает?
– Я на футболе и я в обычной жизни – совершенно разные истории. Не думаю, что в жизни меня что-то может напрягать. Допустим, некоторых раздражает, когда плачут чужие дети. Меня – нет.
В футболе все по-другому. «Спартак» – это не только игроки и тренеры, в клубе около 500 сотрудников. В «Шальке» – около 520. Все в курсе, что в этом сезоне «Шальке» плетется в конце таблицы. Я наткнулся на статью, где говорилось, что в случае вылета во вторую Бундеслигу 200 человек будут уволены.
Анализируя это, понимаешь, насколько большая ответственность лежит на тебе. Когда я приехал в «Спартак», у клуба была неудачная серия, и я видел лица сотрудников. Это ребята, которые зарабатывают намного меньше футболистов, но они так же искренне переживают за результат.
Дома их могут ждать трое детей. Представляешь, как они могут вернуться домой, если их уволили из-за результатов на футбольном поле? Эти люди верят в нас, верят в то, что тренеры делают для игроков, а игроки – для тренеров.
Если мы выиграем на выходных, в понедельник весь офис будет счастлив. Сейчас у «Спартака» неплохая ситуация – не знаю, можем ли мы математически еще вылететь в ФНЛ, но понимаем, что этого не произойдет. В прошлом году ситуация была сложнее.
Мне нравится, что со «Спартаком» у меня сложились такие крепкие отношения. Но, наверное, нужно учиться разделять эмоции от ответственности и игру. Я постараюсь это сделать.
***
– Главное, чему вы научились в России?
– Когда я был молодым и еще не работал в профессиональном футболе, многие знакомые уезжали в другие страны: США, Китай. Для меня же футбол был на первом месте, тогда я работал с молодыми игроками, поэтому всегда оставался в Германии. Россия – мой первый заграничный опыт. Естественно, он особенный.
Помню, как впервые вышел на тренировку «Спартака» и присвистывал. Мой переводчик Дмитрий Крайтор спросил: «Ты что, хочешь, чтобы у тебя не было денег?» Так я знакомился с русскими традициями. Понял, что у вас есть какие-то стереотипы о немцах – например, что они очень дисциплинированны.
Поначалу было непросто, потому что русские – закрытые люди, это точно не стереотип. Когда меня узнали получше, местные ребята готовы были сделать все, чтобы мне было комфортно. Надеюсь, я вел себя так же по отношению к ним.
Решение уйти после этого сезона – мое. В декабре я говорил, что оно самое сложное в моей тренерской карьере. Не соврал.
Я буду очень скучать.
