Давным-давно, ещё при развитом социализме, существовала льстящая нашему коллективному самолюбию фраза: «Наш народ – самый читающий народ в мире». Это был не просто лозунг, это преподносилось как некая аксиома, оспаривать которую никто не решался, да и не хотел. Во-первых, при советской власти аксиомы и лозунги было оспаривать себе дороже, а во-вторых, эта фраза ни у кого не вызывала особых протестов, ибо мы тогда действительно много читали.

О том, что мы – самые начитанные, стало известно ещё в блаженные времена брежневского Застоя, хотя и до этого книга выспренне именовалась «источником знаний»…

Если вы помните, в 1960-е годы в СССР произошла «интеллектуальная революция» – читать стали много, жадно и с пониманием, а казённые школьные стенды всё чаще украшались лозунгом: «Чтение – лучшее учение!» В 1960-е начитанность сделалась настоящей «визитной карточкой» человека, желающего произвести впечатление, а искромётное остроумие было присуще каждому, уважающему себя, интеллектуалу. Понятие «умный» на некоторое время оказалось тождественно понятию «читающий». Более того, не читать было попросту стыдно! В советском киноискусстве даже пропагандировался образ простого работяги, по вечерам штудирующего умные книги.

Потом, в 1970-е, начитанность из массовой сделалась элитарной. Ироничная интеллигенция, шутившая когда-то в КВН-ах, перебралась на прокуренные кухни – в своём, проверенном кругу было принято обсуждать вещи Кафки, Камю, Сартра, Булгакова и Пастернака. Наибольший интерес, разумеется, вызывали запрещённые или нежелательные в СССР авторы, ибо прикосновение к их трудам могло стоить свободы, а, как известно, запретный плод сладок.

С другой стороны, книжный дефицит порождал отношение к книге, как к товару престижного потребления. Иметь подписные или так называемые «макулатурные» издания было в прямом смысле этого слова – модно. (Примечание – «макулатурными» назывались книги, для приобретения которых требовалось не только заплатить полагавшуюся сумму денег, но и сдать более 10 кг макулатуры.)

Книжные шкафы завмагов и директоров овощебаз ломились от собраний сочинений, расставляемых по размеру и по цвету корешков… Карикатура из журнала «Крокодил»: модно одетая, претенциозная дамочка спрашивает другую модницу: «Где достала? Дай поносить!» Имелась в виду не шляпка и не кофточка, а роман «Мастер и Маргарита», который счастливица несла под мышкой.

Именно тогда стало принято иронизировать над западным низкоуровневым образованием, над комиксовым стилем их учебников и над тем, что в Германии школьники не знают, кто такой Гитлер, а во Франции – кто такой Луи XIV. И что больше всего нас веселило, так это «адаптированные» тексты – «Война и мир» на двадцати страницах, «Гамлет» в двух словах и даже «Три мушкетёра» и те в сокращении. А мы-то мы! Всё это не только в полном объёме, а кое-что даже и в подлиннике!

…С Перестройкой начался настоящий книжный «бум» – теперь в СССР принялись издавать всё то, что было запрещено десятилетиями – от романов Солженицына до наспех переведённой истории группы ‘The Beatles’. Между прочим, все те книги, которые когда-то считались дефицитными (а поэтому – модными) отныне оказались в свободном доступе. Теперь никого нельзя было удивить ни «Виконтом де Бражелоном», ни «Наследником из Калькутты», ни даже «Мастером и Маргаритой» – всё это спокойно лежало на лотках предприимчивых книготорговцев.

И вот тут-то и начинается самое парадоксальное. Литературное изобилие, как ни странно, не породило стремления читать ещё больше. Вроде бы появилась возможность без трудов и напряга покупать Золя, Стругацких, Маркеса и Борхеса. Ан нет. Если раньше за неимением дамских романов девушки читали Мопассана и, краснея от описания слишком откровенных сцен, заодно уж узнавали, какие турнюры и манишки носила французская буржуазия, то теперь всё те же девушки преспокойно брали какую-нибудь «Во власти страсти» и бестрепетно наслаждались приключениями легкомысленных героинь.